Сакен Нарынов: Мои работы дают повод и для критики, и для восторга
Наш разговор начался с обзора внутреннего интерьера недостроенной мастерской профессора. Не без гордости автор проекта водил меня по всем шести уровням своего архитектурного чуда, в котором даже лестничные марши личной библиотеки на пять тысяч книг - в духе «вечных лестниц».
Каким же будет готовое здание? - гадала я, восхищенная зримой конструкцией, вытесняющей старое убогое строение. Ничего подобного наш город еще не видел.
Сакен Жомартович, как вам удается без сторонней помощи на собственные средства продвигать столь грандиозный проект?
- Во мне на 0,01% страсти больше, чем у других и этот 0,01% меня продвинул (Смеется). Я везучий, продал некоторые работы, но даже если бы ничего не продал, мир все равно прекрасен, невообразимо удивителен. Чувствую это в свои 72 года, это ощущение пришло в 60 лет. Проект мастерской возник случайно, 15 лет назад. Однажды, на строительном базаре увидел арки, их было очень много, и я купил все сто арок за бесценок, потом стал думать: что бы такое из них соорудить? Я же архитектор, вот и появились арочные балконы, двери, своды - начиная с арочного зала в подвале - все это моя будущая мастерская. Даст Бог, в 2021 году закончу.
Как рождались ваши открытия?
- Открытия происходили радостно, не в муках, я не страдалец. Мне всегда везло на людей, повезло и с супругой, она многое вытерпела. После учебы в политехническом институте на архитектурном факультете, в 1975-76 годах работал в реставрационной мастерской, но копаться в бумагах мне не хотелось, я рвался в науку и мне повезло. Переломный момент наступил, когда профессор КазПТИ (ныне КазГАСА) Мендикулов взял меня в аспирантуру. Этот человек давно умер, а я до сих пор благодарен ему. У меня появилось свободное время, любимая тема и вскоре я сделал первое открытие, затем ряд других работ на уровне изобретений и пошло... Сначала увлекся мобильной архитектурой, затем экологическими жилищами и, наконец, топологией.
(ДД: топология - раздел математики о свойствах пространств, которые остаются неизменными при непрерывных деформациях).
Вас называют архитектором, опережающим время. Как считаете, современники, не разбирающиеся в математических премудростях топологии, готовы к обитанию в окружении новых форм?
- Они готовы, есть крылатая фраза: «Народ сер, но мудр». Мои работы нужны, сегодня они дают повод и для критики: «О, сколько металла на металлолом!», и для восторга: «Надо же, как автор далеко заглянул!». Между этими крайними точками - тысяча мнений. Если я и опережаю время, то ненамного. Уверен, время придет и после периода отрицания мои произведения вызовут не зевки, а восторги.
Ваши изобретения созданы на основе загадочных топологических свойств Ленты Мебиуса и Бутылки Кляйна. Чего в них больше – науки или искусства?
- В этих открытиях и наука, и искусство. Самой передовой из всех искусств считаю музыку. Если бы Альберт Эйнштейн не играл прекрасно на скрипке, то вряд ли создал бы теорию относительности. В музыкальных вещах, которые он воспроизводил, есть нотки о неразрывности мира. Большой Взрыв, положивший начало нашей Вселенной 13,8 миллиардов лет назад, породил звук - во все стороны шла музыка! Это невообразимо: из 1/10-биллионной части сантиметра шла музыка и в ней - все музыкальные произведения, созданные за период существования нашей Вселенной. Так говорят формулы ученых. Я люблю казахскую национальную музыку. В молодости по глупости не слышал музыку Великой степи, с возрастом до меня дошло: кочевник понял степь - огромное пространство, осознал, что находится в пространстве и времени.
Какова роль художника-творца в нашем стремительно меняющемся мире?
- В вопросе: что приоритетно, искусство или наука? – думаю, нужную данной эпохе модель первыми создают художники, а не ученые. Целостность, самобытность позволяет художнику чутко уловить изменения своего времени, он осознает их эмоционально, без формул. Затем приходят ученые и выражают эти изменения научно. Если бы Пикассо не написал «Гернику», никто в мире не сделал бы этого. А если бы Эйнштейн не создал теорию относительности, это сделал бы идущий за ним Пуанкаре. Возникновение кубизма связано с творчеством Пабло Пикассо и Ж.Брака, вслед за ними ученые раскрыли модель обхвата, создания объема. Это говорит о том, что первооткрывателем является именно художник. Когда художник и ученый случается в одном лице, как Микеланджело и Леонардо да Винчи, он достигает небывалых высот.
Ваши скульптуры демонстрируют, что внешнее и внутреннее, точка и бесконечность, минус и плюс - одно и то же. Созрели люди для восприятия этих ключевых принципов устройства Вселенной?
- Страстью познать устройство мира болеют далеко не все люди, тем не менее, каждый человек –целый мир. Любой плотник, физик, политик, сторож или профессор имеет свою модель мира, потому что с философскими категориями пространства и времени мы сталкиваемся ежедневно и ежесекундно. Например, я выхожу из своего дома в микрорайоне Орбита, сажусь на велосипед и еду в мастерскую, оттуда в разных направлениях отправляюсь по делам и вечером приезжаю домой. Это так называемый «узел», который проделываю каждый день, то есть замыкаю круг: возвращаюсь туда, откуда вышел. Замкнутость мира - одно из свойств нашего пространства. Чтобы замкнуть мир, всем нам надо проделать невообразимо громадный круг. Это - тайна за семью печатями и никто в мире никогда не отгадает эту загадку из загадок. Познать мир полностью невозможно. Даже постигший глубочайшую истину человек, всегда субъективен. Мы лишь кусочками добываем наши знания. Каждый строит свою модель разгадки мира и первым таким отгадчиком является художник. Не помню, кто сказал: «Умирает человек - уносит целый мир, а умирает художник - оставляет целый мир». Вот я, архитектор, художник, понемногу оставляю свою модель мира, как оставили целый мир Стивен Хокинг, Альберт Эйнштейн, другие выдающиеся астрофизики, писатели.
Вы согласны с тем, что ваши скульптуры – яркое проявление импоссибилизма как направления в искусстве?
- Нет, не согласен. Поскольку искусство опережает науку, я не совсем и даже очень не импоссибилист. Есть возможное и невозможное; импоссибилизм – невозможное искусство, лишь некоторые мои работы можно отнести к этому руслу, я не на той грани. В моем направлении, которому еще не нашли определения, работал ныне покойный художник Вячеслав Колейчук в Москве, по этому пути идет ряд японцев.
Выходит, своим творчеством вы несете современникам весть о том, что их ждет, или как?
- Мое творчество является почвой для другого художника. Знаете, когда я долго сижу над своими проектами, они мне надоедают, но через некоторое время вновь копаюсь в своем архиве и думаю: вот придет другой ученый, доработает… (Смеется). Тот исследователь, который будет заниматься моими делами, легко все найдет, в моих папках немецкий порядок. Убежден, он уже родился, вихрастый такой мальчуган, который вырастет и на подготовленной мною почве создаст еще больше. Для него я такой же фундамент, каким был для меня Микеланджело. Я любил его, характерные для него скрытые вещи, есть и у меня.
Вы утверждаете, что форма имеет сакральное значение и в ваших проектах присутствует мистика. В чем это проявляется?
- У меня были хорошие учителя: Малбагар Мендикулов, Алмаз Ордабаев, Бек Ибраев, Марат Сембин. Все они, особенно Бек Ибраев, лучше меня понимают мистику. Я очень многое взял у них и эта тяга к мистике раскрылась в моих работах. Сакральность присутстаует у самого Леонардо да Винчи.
У вас есть своя школа – последователи, ученики?
- Наверное, есть, хотя открытие такой школы мне не по карману. Читаю иногда лекции в КазГАСА, в Евразийском университете имени Гумилева. Ребята, мои сотрудники, умнее стали, лучше воспринимают.
Судя по восторженным откликам российских коллег, Москва вам рукоплещет. А как насчет Казахстана, есть понимание?
- По поводу понимания, мне нравится метафора одного очень талантливого человека: «Я, как сильный и умный самец-обезьяна, запертый в клетке, бьюсь в ярости, видя, что хилый сородич покрывает прекрасную подругу, которой я не силах сказать о своей любви». Точное сравнение, но рушить, ломать, чтобы добиться понимания, не хочу. Подхожу по-философски: что ж, такое бывает и всегда пеняю на себя.
Каким вам видится архитектурный облик Алматы? Будут ли воплощены ваши проекты?
- Надо провести прозрачный конкурс на улице, под стеклом с широким освещением в СМИ, чтобы и мастера архитектуры, и народные массы проявили свое отношение. Повторю: «Народ сер, но мудр», а настоящий художник – одиночка, работает только для себя, он должен так выразить идею, чтобы народ поверил ему: «Давай, сделай ты».
Каковы планы на будущее?
- Конкретных планов нет, надо реагировать на текущие изменения в жизни. Какая-то программа записана свыше, наверное. В этом году не смог покрыть частичную оплату для участия в архитектурной биеннале в Венеции. На тех же условиях приглашают американцы. Художникам легче, у них перфомансы, а архитектору надо огромный планшет с макетами везти. Спасибо организаторам выставки в Москве, помогли доставить целый фургон, предоставили зал, жилье. Так что, если я буду здоров и весел, буду работать, другого пути нет.
Большое спасибо за интервью.
Дина Дуспулова, арт-эксперт
