Латиф Казбеков: Художник тот, кто ведёт за собой

В культурной жизни Алматы сентябрь и октябрь ознаменованы большим событием - выставкой Латифа Казбекова в музее Кастеева. Крупнейший художник современности из Санкт-Петербурга представил землякам экспозицию «Бумажные миры»

Латиф Кожахметович, вы родились и начинали творческий путь в Казахстане. Какую роль в вашем становлении сыграли казахстанские художники Борис Пак и Евгений Сидоркин?

В моей нетворческой семье говорили, что я родился с карандашом в руках. С раннего детства всё время рисовал, ни разу не покидал родной деревни, приезд в город был открытием. Поступив в 1971 году в Алматинское художественное училище, испытал некое удивление: я самоучка. В школе учительница ботаники по совместительству вела рисование; технических знаний никаких (не знал, как натянуть бумагу на планшет). Первые профессиональные навыки получил от Бориса Петровича Пака. Я был очень старательным учеником, рисовал без устали. Сидоркин с Паком были друзья и, конечно, с первого курса был очарован пластикой Сидоркина, эстетикой и культурой рисования. 

Борис Петрович учил зарисовывать всё, что привлекает внимание: движется, лежит, стоит. Я и сейчас так делаю, своим студентам говорю: ведите дневник в рисунках, не пишите словами, зарисовывайте мысли, желания. Воспитывайте в себе дух экспериментаторства, пробуйте и еще раз пробуйте. Сам я люблю докапываться: если чего-то хотел, хватался и уходил в это с головой. Мне всегда мало, я «жадный», хочется всё освоить, выразить свои ощущения через плоскость, через бумагу, иногда через рельеф. 

Вы российский художник с мировым именем. Почему вас не знает широкая публика на родине в Казахстане?

Наверное, мало здесь выставлялся. По молодости сильно хотел, мечтал остаться в Алма-Ате, но по многим причинам уехал. После окончания в 1981 году академии Репина объездил с выставками весь мир по приглашению. Легче назвать страну, где я не выставился - все страны бывшего Советского Союза, Америка, Япония, Франция, Германия, Италия и так далее. Только Казахстан меня никогда не приглашал. Однажды в разговоре со мной этот факт узнал приехавший в Санкт-Петербург новый консул Казахстана. Вскоре позвонили из резиденции Назарбаева, пригласили участвовать в выставке на 10-летие Астаны вместе с Михаилом Шемякиным и Даши Намдаковым. Втроём мы выставились в Национальном музее, 2008. 

К тому времени у меня появился замечательный друг Юрий Саулиди, он из Казахстана, живет в Петербурге, бизнесмен, любит искусство, дружим уже 15 лет. Юрий спонсировал несколько моих выставок. По его инициативе в 2014 году прошла серия успешных выставок: Санкт-Петербург, Мраморный дворец в Русском музее; Астана и Алматы, музей Кастеева; затем Китай. На следующий год вместе с братьями Юрием и Дмитрием Саулиди собрали 16 ведущих питерских и московских художников, и привезли на историческую родину выставку “Свободные художники Петербурга”. 

Нынешняя выставка в Алматы - третья после Питера и Москвы. Там были огромные залы, здесь зал маленький. Из множества направлений мы привезли для разнообразия немного рисунков, немного акварели, немного рельефов. Абстрактное искусство, которое я очень люблю, вообще не выставлено.

Вы блестящий экспериментатор. Вопреки традиционным, открыли новый способ письма в акварели, из жидкой бумаги лепите картины-рельефы.

Акварель считают неким подсобным материалом для эскизов, этюдов. Это беспокоило, мне казалось, возможности акварели раскрыты не до конца. Я очень люблю акварель за её прозрачность, хотя в ней очень трудно добиться такой же глубины цвета, как в масляной живописи, корпусность которой достигается только за счёт цвета. В масляных красках нет прозрачности, в акварели нет корпусности. Моя цель - чтобы было и то, и другое. Стал экспериментировать; прислушиваясь к интуиции, путем проб и ошибок в 1999 году нашел свой способ литья бумаги. Вопреки традиционному письму мягкими кистями только на поверхности, я писал самыми твердыми кистями, разрушающими верхний слой бумаги. Так добился обратного эффекта, при котором и прозрачность сохраняется, и достигаются живописные качества по глубине цвета.

Потом появились рельефы, это не папье-маше. Рельефы я не высекаю, леплю из жидкой бумаги.

Ваши новаторские методы имеют революционное значение для искусства?

Важно, какое значение они имеют для меня. Художник по сути своей эгоист, тот, кто ведёт за собой. А из нас, особенно последнее время, пытаются сделать тех, кто идёт позади всех и всем угождает. Это общая тенденция, ещё Ленин говорил: «Искусство принадлежит народу» . Но творчество так не делается. Цель искусства - не учить людей жить, а вскрывать и доносить проблемы. Образно говоря, искусство – это штопор, вскрывающий ёмкость с содержимым, как консервную банку. Лишь тонко чувствующий и воспринимающий мир художник видит проблемы человечества глобально. Никто не имеет права ему диктовать, художник может делать всё, вопрос только: как? Это «как» и есть мораль - очень важная вещь. Свобода без морали – хаос.

У вас более 70 проиллюстрированных детских книг. Вы так любите детей, или сами в душе ребёнок?

В душе я скорее всего ребёнок (смеется). В 1975 году окончил графический факультет академии Репина как книжник. В книжной графике проиллюстрировал огромное количество книг, и они до сих пор переиздаются. Считаю, книги для взрослых иллюстрировать не надо, им важен текст. У детей на первом месте иллюстрации, поэтому в детской книге художник - соавтор. В этой области я сильно преуспел, пресса утверждает, что на моих книгах выросло целое поколение детей. 

Раньше государственные издательства заказывали книгу, и художник писал ее как хотел. С середины 90-х делать книгу - проблема. Появившиеся так называемые ТОО пытаются диктовать, в какой стилистике писать, и подчинять твою творческую энергию своим правилам. Искусство вообще не любит правил, - пришлось сопротивляться. Книги стали ночной работой, параллельным зарабатыванием денег. А днем я экспериментировал, делал офорты, литографии, писал живопись, акварели. Искал новые пути, средства ярче выразить свой внутренний мир, и до сих пор в поиске.

Вы трудоголик? 

Да, я трудоголик, причем основательный и неисправимый (смеется). Занимаюсь не только книгой, пишу картины, росписи, делаю мозаики, дул стекло, создавал и расписывал фарфор. В отношении живописи считаю, плох тот художник, который занимается только одним материалом. Я себе ничего не запрещаю, хочется - делаю. Пока не попробую, не потрогаю руками, непонятно, близко мне это или нет, могу ли в этом выразить свой внутренний мир? Если некомфортно, всё равно знания и опыт откладываются. Как у Пушкина: «И опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг…».

Однажды вы сказали: “Художник не тот, кто может хорошо рисовать, а тот, кто может отобразить свой внутренний мир”.

Умение рисовать – это умение убеждать, как бы ты не рисовал. Если убеждает, значит нарисовано. Когда слышу: этот человек не умеет рисовать, - хочется спросить: не умеет рисовать как кто, как Репин? Я так рисовать не хочу, рисую, как я хочу. Существует понятие «академическое рисование», то есть технически правильное, сухое копирование, чистое мастерство. В рисунке важнее внутреннее содержание. Бывает, в работе всё безупречно нарисовано, но внутреннего содержания нет, образ мышления не художника, автор - мастер, профессионал, ремесленник. А иногда видишь: потрясающий художник, но работам не хватает ремесла. Поэтому самый хороший художник тот, кто передает и творческое начало, и мастерство. Очень много мастеров считают себя художниками. Про себя не скажу, не знаю, по жизни я самоед, мой внутренний критик порой такие перлы выставляет, что приходится с ним бороться.

У вас есть работы, которые считаете шедеврами?

Таких нету, есть с десяток работ, которые на 50 процентов соответствуют моему изначальному восприятию. Лучше Матисса, наверное, не скажешь: «Когда я работаю, думаю, что со мной Бог. А когда закончил, оказывается, я работал один». Когда начинаешь работу, в голове всегда есть выстраданная, эфемерная картинка, ты её видишь, она беспокоит, волнует. Осуществление замысла, отображение картинки - процесс замечательный, приятный, но результат всегда не очень удовлетворяет, что бы не говорили искусствоведы, критики, и какой бы ни был материальный успех. Это не кокетство, у многих художников так. По словам одного друга, если в лучшем случае на 20 процентов получится, уже хорошо. Когда заканчиваю работу, внутренний критик всегда говорит: Казбеков, ты способен на много большее (смеется). Этот голос подстёгивает работать всё больше и больше. 

Вы не чересчур требовательны к себе? 

Требовательность это или нет, всё происходит само собой. Я не то, чтобы вижу, но чувствую мир и свое отношение к нему; труднее всего передать это внутреннее ощущение. Очень трудно найти баланс между ощущением ремесла и творческой мыслью, превалирует то одно, то другое. Ничто не существует без баланса. Например, между любовью и нелюбовью, добром и злом, адом и раем всегда есть баланс. Любовь мы хорошо понимаем только когда есть нелюбовь; не будь зла, добро исчезает; если только рай, люди жиреют и перестают воспринимать мир; если только ад, то сплошной хаос. Я прожил немало лет, но именно это - найти баланс между ремеслом и творчеством - отзывается в душе всё острее и острее. 

Человеку много чего нужно для жизни, я не нуждающийся, деньги зарабатываю, но творчество это другое: что-то такое «между». Думал, постарею - пройдёт, но оказывается, чем старше, тем больше идей, задач; очень много чего хочется сделать, и понимаю, что не успеваю. Ритм жизни убыстряется, времени всё меньше, это обидно. Хотелось бы, чтобы дни были длиннее и сил больше. Всё что позади - путь к чему-то. Мне кажется, я только-только подхожу к тому, чего хочу на самом деле.

Спасибо за интервью.

Дина Дуспулова, арт-эксперт