Галым Оспанов: Мои работы для тех, кто ориентируется в искусстве

Вопреки современным модным течениям, Галым Оспанов неуклонно отстаивает собственную линию в наше разноречивое время. Как последний из могикан, художник поднимает на щит идеалы высокого искусства в произведениях. И отечественные искусствоведы дружно поддерживают Оспанова хвалебными рецензиями

Галым, вы недавно вернулись из родного Костаная. Что скажете о художественной атмосфере города своего детства?

Россия с Костанаем рядом, и отношение к художникам другое, есть своя школа - художники  Торшин, Соков, Луговой, филиал Союза художников. В прошлом 2024 году в рамках Дня города в краеведческом музее прошла моя выставка - 18 работ с презентацией каталога. Встретили очень хорошо, поразила дружелюбная, тёплая атмосфера. Костанай я покинул 18-летним; вернувшись к истокам, не ожидал так много публики. Выставку «Оралу/Возвращение» оставил в дар музею как дань, подарок землякам.

Родился я в 1958 году, детство стандартное, советское: детский сад, русскоязычная школа. Способности к рисованию проявились в 9-10 лет, и отец отвёл меня в изостудию Дворца пионеров. В руках хорошего педагога Александра Германовича Никифорова я проучился 6 лет. Заметив во мне задатки, учитель посылал мои студийные работы на республиканские и международные детские выставки. После 9 класса поступил в сильное Алматинское художественное училище. Преподаватель рисунка Пётр Михайлович Криушин приглашал домой, давал читать книги, направлял, и за пару лет я сильно вырос в понимании формы и задач советского времени. Собирался поступать в Суриковский в Москве, как вдруг телефонный звонок Криушина поздней ночью изменил мои планы: открывается театрально-художественный институт, если хочешь, поступай здесь! Я поступил на текстиль в 1978. Многие из нашей группы первого набора сегодня интересные, состоявшиеся мастера. 

После института - армия, затем работа искусствоведом в СКБ (Специальное конструкторское бюро «Казхудожпром»), 1985-1991. Мы изучали народное искусство - ковроткачество, ювелирное искусство. С тех пор я хорошо знаком с состоянием народного творчества. В ежегодных экспедициях по областям объездил Северный, Восточный, Западный и Центральный Казахстан. Составлял отчеты о сохранившемся наследии, о перспективности налаживания местного производства. Уже тогда тенденция угасания народного искусства была налицо. А с развалом Советского Союза местная промышленность, как и СКБ, вовсе прекратили существование. И хотя искусствоведческая работа в декоративно-прикладном искусстве многое дала, в 1991 я сжёг мосты, и бросился в авантюру: ушёл на вольные хлеба заниматься живописью.

В Алма-Ате начала 90-х был арт-бум, рынок только открылся, среди иностранцев живопись вошла в моду. Мои работы нравились, стоило принести в галерею, сразу покупали, и на это можно было жить. Много работ я продал за границу, и они канули в небытие. Это абсолютно неестественно, когда картины уходят как горячие пирожки. Продавать направо-налево можно людям всемирно известным, насчет себя не обманываюсь, не та величина. Сегодня арт-рынка как такового в Казахстане нет, и ситуация ближе к реальности. Возможно, за границей спрос на мои работы был бы хороший, но я предпочту продать за меньшую цену нашему любителю в Алматы, чем задорого в зарубежье, где они пропадут без следа.

Почему жанр натюрморта вы любите больше всего?

В годы становления меня вдохновлял советский график и книжный иллюстратор Дмитрий Митрохин, начинавший как «мирискусник» (член общества «Мир искусства» - крепкая школа). К жанру натюрморта Митрохин обратился на пенсии, и до 90 лет писал. Работы последнего 25-летнего периода, на мой взгляд, лучшие в его творчестве. Банальные, казалось бы, простые предметы он делал интересно, и я стал подражать ему. Затем открыл творчество итальянца Джорджо Моранди, в его иллюстрациях поражала тональность: он чувствовал тон. В этом отношении у Моранди много общего с Левитаном. У последнего трогает даже не цвет, а тон пейзажа, настолько точный, что можно определить, какой час дня. Так и Моранди своим цветом абсолютно точно выявляет контрасты. Поразительно, что есть художники, которые ставят далекие от обыденности задачи «искусства для искусства». Такое отношение к тону, цвету редко встретишь. Однако повторять даже хорошего художника – гиблое дело. В поиске своей линии я поставил другую задачу: если Моранди шёл по пути гармонии напрямую, я искал по пути контраста, и на гармонию жизни вышел через конфликт: встреча дня и ночи, света и тьмы. Сначала писал интуитивно, осознанность в исследовании отношения к предметам пришла позже.

Выставка 2024 года в музее Кастеева произвела на меня впечатление одной большой картины, воспроизведенной в 50-ти камерных вариациях наподобие музыкальных гамм. Вы добивались именно такого зрительного эффекта?

Да. Ваше впечатление точно совпадает с тем, что я хотел. Цель выставки – раскрыть, что я делал последние 30 лет, а именно: показать, что это одна цельная тема. Вообще мои работы ближе к складу Модильяни, Утрилло – изображать одно и то же в разных ипостасях, ракурсах. Меня это всегда волновало, и я шёл к этому сознательно. На выставке творчество предстаёт целиком в развёрнутом виде, все отдельные работы видишь единой, полной картиной; и объект достигает совершенства, к которому я стремлюсь. 

Мечтаю, чтобы мои картины вызывали ассоциации с фугами Баха. На первый взгляд они скучные, но когда вникаешь, находишь в них разнообразие и глубину. Возможно, кому-то последние две выставки показались монотонными, но мои работы для тех, кто ориентируется в искусстве. Мне очень нравится музыкальность в работах Моранди, Модильяни, у Левитана она тоже присутствует, но чувствуется иначе.

Кто из художников прошлого вас особенно интересует?

Нравится Возрождение. Люблю светские работы Джованни Беллини: «Обнаженная перед зеркалом», «Пир богов» - тонкие, глубокие; поразительно, он писал их в преклонные годы. Интересен Леонардо да Винчи, такая величина! Честно говоря, удивляюсь, когда говорят: люблю Леонардо. Любить его трудно, достаточно довольствоваться тем малым, что удаётся уловить. Как в «Даме с горностаем» любишь лишь некоторые аспекты: трактовку, лицо. Раздражает, конечно, что нельзя постичь работу до конца. «Мону Лизу» я вообще не могу воспринять, просто склоняю перед ней голову, чувствуя нечто грандиозное. Есть ещё хорошая ранняя вещь: «Портрет Джиневры де Бенчи/Дама на можжевельнике». Гениально объединив открытость и холодность, в конфликте Леонардо создал цельный художественный образ. О двойственном впечатлении от картины хорошо сказал Тарковский: облик и притягивает, и отвращает от себя. 

Что вы имели ввиду сказав, что на выставке 2020 года «не было завышенных ожиданий»? 

На первых персональных выставках (всего их восемь) я был зависим от мнения других, наивно полагал, что выставлюсь и стану популярным. Но чем больше ждешь, тем больше разочарование. В 1998 году мне ухо резануло, когда один художник сказал другому: «Это провал» (смеется). Я-то думал поразить публику, типа, никто такого не делал. Теперь понимаю, что выставка на самом деле наводила тоску: монотонная, провальная по концепции, в работах ни нюансов, ни ракурсов. К выставке 2020 года относился уже трезво: не ждал оценок, аплодисменты, известность утратили важность, я чётко знал, что и для чего делаю, просто хотел показать работы последних двух лет. И получил больше, чем хотел.

Можете сформулировать свои художественные принципы? 

Мои принципы не слишком оригинальны. Чем ценен современный художник? Тем, как он чувствует и отражает окружающую реальность. Причем чувствует он не глобальный, а отдельный её аспект. Чем аспект шире, тем крупнее художник, и тем ближе, прикасаясь к основам, он отражает глобальные вещи. Но какой бы величины художник не был, по его работам судят об атмосфере ушедшей эпохи.

Раньше традиционные, классические художники, исследуя одну концепцию, всю жизнь не могли ее исчерпать. Но время, ускоряясь, бежит всё быстрее. Нынешний художник может три года развивать одну идею, и вдруг видит, время уже другое. Он бросает эту идею, берется за другую, и так без конца. Как бы усердно художник не работал, в роли догоняющего, пусть ненамного, он отстаёт от своего времени. Мне кажется, если бы время остановилось, в искусстве не было бы нужды, потому как не старайся, выше Леонардо не поднимешься.

В какой бы эпохе вы предпочли бы жить?

Мне нравится конец 19 - начало 20 века, начиная с французских импрессионистов до 1930-х годов. Жизнь кипела: в каждой стране свои интересная направления, а какие замечательные художники! Затем все стало успокаиваться, и к чему пришли? Не хочу казаться критиком, но сегодня нет больших течений, мировая художественная ситуация зашла в тупик. Может быть, это веление времени, но грустно смотреть, что делается за границей.

Приверженцы контемпорари арта называют себя художниками, что спорно. Возникнув во второй половине 20 века, это течение имеет право на существование. Не могу сказать, правильное оно или нет, но элементы искусства, несомненно, присутствуют: идея, ее материализация, отношение к реальности - просто в иной форме. В инсталляциях, хэппенинге не разбираюсь, я сторонник парижской школы - классического искусства, узнаваемого изображения на холсте. Контемпорари, конечно, не заменит классическую живопись, и будет существовать параллельно как акт спонтанного самовыражения.

Вы считаете, ваше время ушло?

Нет, не считаю. Скажу прямо: я счастлив, что не работал в советское время - не смог бы проявиться, приспособиться к ограничениям соцреализма. Я анализирую советскую живопись: интересных художников очень мало: Сарьян, Кузнецов, Фальк, - все выходцы из сформировавшей их дореволюционной эпохи, при Союзе они доживали. А взять чисто советских художников, например, Попков. По-моему, он мог бы стать гораздо более интересным художником. Единственное, что меня вдохновляет, так это то, что делали в советское время наши казахстанские шестидесятники. Думаю, какие они молодцы: Айтбаев, Мергенов, Сыдыханов! В том, что у нас есть сейчас, мы можем ориентироваться по заданной ими высоте. 

Что думаете о казахстанской живописи сегодня?

Попадая на выставки, всегда интересуюсь молодыми, стараюсь увидеть интересные композиционные приемы, уловить потенциал, разглядеть то новое во взгляде на жизнь, что они чувствуют в отличие от нас. Из современных художников нравится Гани Баянов, мы с ним земляки, общаемся не слишком тесно, у него другие задачи. Дулат Алиев тоже нравится, но он сейчас редко появляется на выставках, кажется, проблемы со здоровьем.

Можете поделиться особо интересным эпизодом в творчестве? 

(смеется) Есть художники, как Модильяни, Гойя, у которых внешняя сторона жизни была бурной, интересной. Про них часто снимают фильмы. А есть другие, как Сезанн или Моранди – лабораторные художники. Их жизнь небогата подробностями, интересными для большинства.  У меня их тоже немного. Работаю без выходных, изо дня в день утром сажусь, через три часа встаю. Можно, конечно, работать как Ван Гог: более 900 работ живописи, не считая рисунков за неполные десять лет. Утром и в обед писал по картине, вечером рисунок, - надорвал здоровье и умер. Печальный пример; кто хочет прожить мало, но ярко, может попробовать.

Что в вашей художественной карьере принесло наибольшее удовлетворение? 

Моменты вдохновения, они незабываемы: ты паришь, чувствуешь, что всё можешь передать. Чтобы заново пережить такие моменты, берёшься за следующую работу. Творчество – это область, которой отдаёшься полностью. Когда делаешь это искренно, бескомпромиссно считая, что надо делать именно так, и никак иначе, получаешь адекватное вознаграждение. Оно не в деньгах за проданную картину, а в глубоком удовлетворении от жизни, которую отобразил. Для художника это главная награда, ради которой он может работать, даже не получая одобрения от окружения.

Когда он уверен в том, что делает, ему ничего не надо. Хороший куш за работу как приятный бонус. Я знаю, насколько неблагодарен наш труд, идти в профессию художника очень рискованно. Чистое творчество не для всех. Процент выбраковки огромен: из тысячи на старте только один достигает цели, остальные, не сумев реализоваться, отсеиваются. Ты можешь вступить на этот путь, если только не можешь без этого жить, чувствуешь свой дар, и тебе есть, что сказать людям. 

Спасибо за интервью.

Дина Дуспулова, арт-эксперт