ПРЯМОЙ ЭФИР

Канат Букежанов: Моя заслуга в том, что я думаю по-другому и не скрываю этого

«Заграница нам поможет!», повторяем мы вслед за Остапом Бендером не одно десятилетие, жалуясь на застой в отечественной культуре и искусстве. И заграница помогает, не в ущерб себе, конечно

Фото: Канат Букежанов

Для Казахстана, так и не научившегося ценить собственные творческие ресурсы, польза тоже имеется. Теперь, чтобы увидеть современное искусство соотечественников, будем ездить в Никосию, Северный Кипр, где с марта 2019 года целая армия казахстанских художников трудилась над картинами для нового Кипрского Музея современного искусства, раскинувшего свои залы на 20 000 кв.м. Слово одному из участников проекта, художнику Канату Букежанову.

Канат, вы вернулись с Кипра. Что дало вам участие в беспрецедентном международном арт-проекте?

- Первое, это ощущение свободы. Главное, что требовал от нас руководитель проекта: «Не экономьте на красках!» Обстоятельства на Кипре таковы, что у художника есть все: в красках и холстах никаких ограничений, это удивительно раскрепощает! Такого изобилия я никогда не имел, хотя всегда зарабатывал себе на краски и прочее. Дома я закрепощен скорее нехваткой пространства: вынужден писать в определенные часы, успеть закончить, пока жена не вернулась, она не выносит запаха краски. Работая так годами, научился писать быстро, моя техника невероятно ускорилась, а мечта иметь собственную мастерскую осталась.

За последние полтора года 250 художников из Казахстана смогли разом сменить обстановку. Дома они имели одни условия, на Кипре окунулись в совершенно иную среду. В итоге, налицо уникальный межгосударственный эксперимент. Как он скажется на отечественной арт-индустрии?

- Художники - народ демократичный, исключения есть, но в целом это братство, дружная среда, где всегда помогут, готовы делиться идеями. У нас работают и руки, и духовное начало, по сути, мы пролетарии и интеллигенция в одном. У себя в стране никто про нас не знает, находимся в собственном «соковарении», что очень нехорошо для творческого человека. Мы часто погибаем, каждый в своем углу. На Кипре, демонстрируя свои картины и получая ответную эмоцию, художник развивается, на него обращают внимание, пытаются понять.

Вернувшись с Кипра, многие молодые художники начинают блистать, говорят, что у них выросла гордость за самих себя. Старшему поколению труднее оторваться от старой школы, а молодые быстро раскрепощаются и начинают создавать совершенно иной, чем на родине, арт. Обидно, что ребята, вернувшись из-за границы столь смелыми и свободными, вновь окажутся в тупике, когда нет средств и мастерских. Но, если государство и соотечественники-меценаты поддержат, я предполагаю колоссальный прорыв в национальной живописи!

У живописцев из стран СНГ менталитет не сильно различный, однако такого патриотизма, как у казахов, я не наблюдал. В казахских художниках больше задорной соревновательности, стремления к национальному самовыражению. На первом месте у нас ответственность за страну, представляя Казахстан, мы старались сделать лучшее, на что способны. Там я понял, что никогда не смогу эмигрировать; находясь долгое время вдали от родины, теряю силы. Меня питает родная земля, а на Кипре нет ничего даже отдаленно похожего на Алматы, на привычный пейзаж за окном. Я истосковался, исхудал так, что прежняя одежда на мне висит. Оказавшись дома, чувствую себя как в раю, никуда не уеду из родного города, что бы не случилось.

Что вы чувствуете, став обладателем национальной награды: «За вклад в культуру Кипра»?

- Эта награда, как и сама возможность творить на Кипре, были приятной неожиданностью. Я удивился, когда кипрские кураторы обратили на меня внимание. Моя живопись не продукт для показа и реализации. Это больше работа над собой, процесс мышления, в котором одно вытекает из другого: из картины – рассказ, из рассказа – картина.

Из трех ваших профессий - художник, писатель, логопед-дефектолог - есть основная?

- Для меня все едино, и когда спрашивают: как ты все успеваешь? - затрудняюсь ответить, всему находится время и место. В написании картин не вижу большой своей заслуги, просто интуитивно присоединяюсь к живому пространству (ноосфере) и получаю оттуда поток. То же в отношении литературного творчества. Когда не могу не писать, пишу почти без правок готовые тексты – рассказы, стихи. В речевой терапии у меня своя методика, она пришла сама, подобно менделеевской таблице. Как дефектолог я долго мыкался: брал детей до восьми лет, обреченных диагнозом на молчание, и не мог понять, чем им помочь? И вдруг, мне стало ясно, что нужно делать. Это не логопедия; я основал новую специальность: «терапия в области речевой абилитации», то есть создание речи из звука на пустом месте. В 2016 году опубликовал книгу о своей методике, это научный труд с рецензиями ученых. Не защищаюсь сознательно, не хочется пополнять ряды людей с купленными научными степенями. Я представляю движение Независимая наука (Inderscience) в Казахстане. В нашем сообществе можно продавать результаты своего научного труда, но нельзя продаваться.

Как бы вы описали своё искусство тому, кто с ним не знаком?

- Все зависит от точки зрения, вокруг меня много споров. Я не стремлюсь, чтобы моя живопись висела над диваном или кроватью. У тех, кто привык относится к картине как к предмету интерьера, это вызывает порой крайне отрицательную оценку. Но, если воспринимать мое искусство как художественный фильм или театральное действо, оно может дать пищу для размышлений. К этому я и стремлюсь - заставить думать. Теоретик и основатель арт-группы «Кызыл Трактор», художник Виталий Симаков как-то похвалил: «Твоя живопись – это размышление в действии». Да, я не могу обойтись без теоретизирования. Когда беру в руки кисть, важно, чтобы голова была пустой. Разрабатывая теорию, люблю писать ее на чистом холсте, и тут же фиксировать в рабочем дневнике. Размышляя таким образом, меняю себя и свою судьбу. Я верю в материальность мысли, верю, что картины, как воплощенная мысль, начинают жить своей жизнью и влиять на кого-то ещё.

Какая тематика вас увлекает?

- Моя любимая тема - Любовь. Серию «Любовники» готов продолжать бесконечно. Из спортивной тематики привлекает борьба. Когда люди борются, их тела переплетены, и не поймешь, то ли любят друг друга, то ли наоборот. В человеческих взаимоотношениях так всегда: переплетение, коллизии. Еще мне нравится, когда люди жадно едят и крепко выпивают. Наверное, если бы здоровье мне позволяло, сам пристрастился к алкоголю и вкусной пище. В моих работах много искусственных созданий, возможно, это биороботы, андроиды будущего. Они скоро придут и, дублируя человека, будут жить нашей жизнью.

Как вы стали художником?

- Этому предшествовала цель, к которой я иду: хочу стать арт-терапевтом. Идея заняться арт-терапией возникла как дополнение к моей терапии речи. Поскольку арт-терапевт должен уметь рисовать, я обратился к художнику Гани Баянову с просьбой стать моим учителем. Он согласился, и три года я ходил у него в учениках. До него были отказы от других опытных живописцев: мне хотелось, как в средневековье, пройти цеховую школу ученичества, но никто не хотел возиться со мной в старом стиле. И только у Гани Баянова я прошел все этапы обучения, разве что краски не растирал для мастера за ненадобностью.

Присущ ли вам особый стиль, выделяющий вас?

- Знаете, многие полагают, что авангард – это живопись по-другому. На самом деле, авангард - это когда человек думает по-другому, тогда и живопись у него другая. Иначе, если мышление традиционное, ты лишь подделываешься под авангард. Таких поддельщиков очень много, они растерялись в новых реалиях, и не зная, как отражать новизну, хватают отовсюду что-то за образец и думают, что делают авангард. Моя заслуга в том, что я не делаю, я думаю по-другому и не скрываю этого. Алмагуль Менлибаева называет меня «неуловимая химера» за то, что мне нравится перетекать из одного стиля в другой, сохраняя при этом свои характерные признаки. Экспрессию, которая прет из меня, пытаясь найти выход, нельзя выразить словами, ее можно только излить в дивной экспрессивной форме. В поиске этой формы я начинал с очень экспрессионистского метода. Хотелось, чтобы от моей живописи исходили именно экспрессивные вибрации, брутальность, примитивизм. Это не милые картинки, которые рисуют наши художники. Речь о примитивизме как магическом искусстве, очень серьезном и даже опасном. Мы же чувствуем угрозу, исходящую от африканских масок, в них есть первобытное, энергетическое начало. К такому примитивному искусству хотелось бы вернуться. Спасибо за интервью.

Автор: Дина Дуспулова, арт-эксперт

Поделиться публикацией :

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить

Новости партнёров

Загрузка...
Загрузка...