Каирбай Закиров: Мой дом - иррациональное пространство
Изысканный стиль Каирбая Закирова в графике и живописи безошибочно выдает утонченную поэтическую натуру. Последние шесть лет Закиров живет в Алматы и не скучает в союзе с единомышленниками - художниками средней волны. Но часто вспоминает свою просторную мастерскую в Кызылорде, где постоянно общался с поэтами, писателями, музыкантами, тележурналистами
Каирбай, чье мнение о вашем творчестве для вас авторитет?
В декабре 1991 года я работал в Москве в офортной мастерской над серией композиций "Млечный путь". Едва успел завершить, как зашел Салихитдин Айтбаев и протянул рулон своих картин: "Вот, Каирбай, тебе подарок за твои работы! " Его признание для меня как государственная премия! Айтбаев жесткий человек, цену себе знал, много читал, любил классическую музыку. Не раз при мне смотрел работы художника и, не обращая внимания на стоящего за спиной молодого автора: "О, бищара" (бедняга).
Ваше творческое кредо, что хотели сказать работами на юбилейной выставке "Марафон минотавров" в 2021 году в музее Кастеева?Интерес к мифическим формам пробудился у меня рано. Шестилетним ребенком, слушая сказания жырау об Едигее, Токтамыше, я впадал в полусон с чудесными видениями: минотавр (чудовище с бычьей головой), кентавр (получеловек с лошадиным туловищем). С тех пор мой дом там, в невидимом иррациональном пространстве. Оттуда - между небом и землей - легче изображать то, что волнует. Художник - это божий сундучок, самое дорогое, божий клад, у него в голове. В иррациональном пространстве душа свободно сочетает форму с формой, и появляются неземные ворон-человек, корова-змея... Я жил этим, долго ломал голову над тем, как изобразить динамику смерча в серии "Вихрь". Наконец, решил: кто мне запрещает в работе "Перекати-поле" сочетать в мистическом создании голову свиньи и ворона, череп верблюжьей головы и быка с голубем, грызущем кость?
Я не больной (смеется), просто меня волнует как не быть приземленным в своем жизненном пространстве, выплеснуть то, что мучило с 20 лет, и выкрутиться духовно из трехмерной объективной реальности. Получилось не сразу, шел к этому долгие годы, на выставке 1998 года потерпел фиаско. В тех не очень зрелых работах лишь намеки. Свободно трактуя композиционные серии, развивал неожиданные композиции из рисунков моих детей. Сейчас я на финишной прямой, мне 77 лет, сколько еще отпущено? В голове столько идей и так хочется работать! В музее Кастеева около 40 моих работ - литография, линогравюра, офорт, живопись, - и во всех мой язык и форма. Мне никто никогда не говорил, как и что делать, я свободен и почти реалист.
Кто повлиял на ваш выбор профессии?
Родился я близ Аральского моря в разъезде маленькой железнодорожной станции Аралкум, отец путевой мастер. Кругом лишь белые пески и около 50 домов, прямо как у Чингиза Айтматова в романе "Буранный полустанок". Кроме красных вагонов, мелькающих с востока на запад и обратно, я ничего не видел, с 4 лет рисовал вагоны с солдатами, стрелочников с желтыми флажками. Отец радовался: сын художником растет! Он известный в Казалинске мастер, шил национальную одежду, делал шкафы, сундуки, домбру; а я рядом вырезал орнаменты из дерева.
И быть мне, как отцу, железнодорожником, но пересилила тяга к искусству и мечта о художественном училище. Даже тетрадь подписывал: студент 1 курса Алматинского художественного училища им. Гоголя. Сказка сбылась, в 1964 году я приехал в Алма-Ату. В общежитии жил в одной комнате с Амандосом Аканаевым; ему 16 лет, у него длинные волосы и фуражка с кокардой (смеется ), помню его копию суриковской "Боярыни Морозовой", досконально сделанную на маленькой бумажке. Нам повезло, в училище преподавали Бахтияр Табиев, Тулеген Досмагамбетов, Макум Кисамединов. После окончания Сурикова, Репина они вернулись в Алма-Ату, и мы были их первыми студентами.
Что было после училища?
После училища работал в школе, преподавал в Байконуре (Ленинск) и как-то потерялся, даже не мечтал о том, что есть другая жизнь, что могу выставляться. Однажды, в связи с космическими полетами, из Москвы в Ленинск прибыл известный художник-абстракционист Николай Эстис. Мне поручили сопровождать его. За четыре дня нашего знакомства я "проснулся", и с любовью вернулся к творчеству. В 1976 году открыл для себя Тивадара Костка Чонтвари. Им восхищался Пикассо: "Не знал, что был еще один великий живописец!" Удивительно, как мало у нас знают Костка Чонтвари, - божественный венгерский художник, раздолбивший мои представления о трехмерности, рамки пространства раздвинулись.
Выставляться начал в 1977 году, и с первых серий карандашных работ на "Стихи о Кызылкуме" оказался в кругу почитателей. Айтбаев, Кисамединов, Исабаев стали моими близкими друзьями, хотя и был гораздо моложе. С 1979 по 1991 год я так часто бывал в Москве, что ездил туда как к себе домой. Участвовал в выставках Центрального Дома художника (ЦДХ), прошел настоящую творческую школу во Всесоюзном Доме творчества "Сенеж". Это экспериментальная студия дизайнеров, созданная известными проектировщиками Е. Розенблюмом и М. Коником при Союзе художников СССР.
Прекрасные условия, в которых мы жили, просто сказка, - только работай. Образное мышление и композиция у работающих со средой художников отличаются. Нас обучали дизайну среды по оригинальной программе легендарной школы Баухаус, принцип которой: сперва практика, в конце теория. Начинали мы с мозговой атаки - два месяца упражнений по проектированию. Через геометрические фигуры (квадрат, круг, треугольник) составляли пятна композиции, например: движение, желание, грусть. Это очень помогает мышлению входить в композицию. Кроме художников из Новосибирска, Москвы, Литвы, других республик, в нашу группу входили философы, архитекторы, поэты. В таком креативном сообществе делали разработку для Баку. Местные архитекторы собирались сносить старый город и знаменитую Девичью башню. Благодаря художникам пластику старого города сохранили, создав из новых материалов аналог узких, до двух метров, улочек.
В 1989 году Союз художников Казахстана вышел на Москву с инициативой симпозиума на Аральском море, которое исчезало на глазах. Среди нас Бахтияр Табиев, Амандос Аканаев, Кенжебай Дюсенбаев, Салихитдин Айтбаев, Абдрашит Сыдыханов. Москва поддержала крик нашей души: около тридцати художников из Украины, Беларуси, Москвы, Ленинграда, Узбекистана участвовали в симпозиуме СХ СССР. Работали в Каракалпакии, Муйнак, затем в городке Бугунь. В Москве, переработав эскизы, сделали мощную выставку "Арал глазами художника". После выставки месяц отдыхали в "Сенеже", это же наш дом, мекка художников со всего Советского Союза. До развала СССР в 1991 году я свободно работал в Москве как проектировщик, осуществлял производственные заказы, проекты со скульптурами, вместе с монументалистом Ками Айткалиевым делал разработку для Минска.
В моей жизни много интересных случайностей. В 1986 году к Акмарал Арыстанбековой, в те дни председатель президиума Казахского общества дружбы и культурной связи с зарубежными странами, прибыла делегация из Австрии. В музее Кастеева австрийцы под впечатлением моей работы "Сказание о море"(офорт, акватинта) долго стояли перед ней. Заметив это, Арыстанбекова распорядилась срочно найти меня в Кызылорде, и 4 ноября я уже летел в самолете с выставкой в столицу Йемена Сану, затем в Аден (смеется). Между Южным и Северным Йеменом шла гражданская война и нас повсюду сопровождали солдаты с автоматами. Вернувшись, полгода работал над йеменскими материалами для отчетной выставки в Академии наук.
Какую из своих побед считаете самой яркой?
В 2013 году меня и Шамиля Гулиева пригласили в Турцию на конкурс художников из 14 стран "Тюрксой", всё там на очень высоком уровне. "Тюрксой" - это Международная организация тюркской культуры, объединяющая тюркоязычные народы. Я представлял Казахстан, а балкарец Гулиев - Кабардино-Балкарскую республику. Через год попал в пару финалистов, спустя два месяца на церемонии награждения в Казани стал лауреатом премии.
Что объединяет вас в сообществе с Дюсенбаевым, Баяновым, Орадовым?
Мне всю жизнь везло на друзей. За уважительное отношение к творчеству, любовь и преданность искусству я боготворю Гани, Кенжебая, Шихтурды. Они честные, им чужды подхалимаж, приспособленчество. В наше время рыночных отношений мир изменился, многие достойные художники не могут получить звания заслуженного, нет у них хватки коррупционера от искусства. Ну, когда мир такой, обижаться не стоит. Критерий счастья для нас в чистом, первозданном отношении к предмету. Мы знаем только творчество и каждый работает по-своему.
Спасибо за интервью.
Дина Дуспулова, арт-эксперт
