Зульхайнар Кожамкулов: Стимпанк и поп-арт по-казахски

Работающий в Алматы шымкентский художник Зульхайнар Кожамкулов удивляет зрителей произведениями в нетрадиционных западных стилях. Стимпанк - направление научной фантастики. Как стиль в искусстве отражает упадок человеческой культуры на фоне технологического прогресса в компьютерную эпоху. Для поп-арта как художественного направления, соединившего в себе изобразительное искусство и популярную культуру, характерно заимствование образов из рекламы, комиксов, журналов, телевидения и кинематографа

Зульхайнар, как началось ваше увлечение стимпанком?

К стимпанку меня подтолкнул спонсор. В начале нулевых я познакомился с галеристом Эльмирой Ахметовой. В ее галерее «Аrt space» в Алматы я сделал необычную ковёр-выставку. С неё несколько работ купил Алдар Мукажанович Тунгушбаев - один из основоположников телекоммуникационной отрасли Казахстана, бизнесмен. Так мы встретились. Как и я, он любил новшества; понравились за рубежом скульптуры из автозапчастей - захотел иметь такую же. Поверив, что я смогу воплотить его идею, Тунгушбаев открыл мне возможность, и моё искусство получило толчок. Спонсор обеспечил материалами, финансами. На его автобазе в Алматы я работал со сварщиком. На каждую скульптуру уходило по 3-4 месяца. В 2003-2004 годах появились статуи «Мерген», «Бык». Каждая по 5-6 тонн, высотой до 4 метров. Позже возникли «Царица степей», «Лошадь», «Медведь». От готовых работ Алдар Мукажанович был в восторге: молодец, отпад!

Таская в азарте тяжелые запчасти, я надорвал здоровье, но вдохновение не покидало. Для раскрытия темы «робот и человек» я предложил спонсору новый проект - отлить из стекла и запчастей скульптуру-полуробот. Цель: по-новому взглянуть на смысл и задачи скульптуры. Благодаря силе искусства, робот бы воспринимался как произведение! Он загорелся, пытался вовлечь в проект «новых казахов» в Атырау, Астане, Алматы. Но миллионеров много, а на художественное творчество наплевать - везде получал отказ, денег на литьё стеклянной скульптуры ему не дали. Два года назад во время пандемии Алдар Тунгушбаев ушел из жизни. А мне, пока жив, так хочется фантазировать и оставить для Казахстана что-то новое. Сейчас вообще можно такие вещи делать! По сей день реализация проекта упирается в финансирование. Самое страшное, богатые люди тратят деньги впустую на побрякушки, а на искусство денег жалко.

Проблема художника нашего времени такова, что техносфера действует, побуждая использовать иной, чем бронза или камень, материал. Памятник Абая скульптора Х. Наурызбаева – хорошая работа, однако, наряду с бронзовым литьем, время диктует большее многообразие в скульптуре. И выхода нет - старые запчасти, работавшие на движение машины, работают теперь на скульптуру. Моя задача – передать суть нашего времени, выразить мысль, не теряя назначения скульптуры. Автозапчасти статуи «Бык» - амортизаторы, большие и малые шестеренки - как жилы, поддерживая друг друга, показывают силу быка.

Время быстротечно. Мы, современники, ходим внутри техногенного мира, дальше-больше порабощающего потребителя электронными новшествами. Когда в 1972 – 76 годах я учился в Алма-Атинском училище им. Гоголя, всё было по-другому. Разница огромна, мышление людей изменилось. У детей 7-12 лет мышление совсем другое, они воспринимают иначе. Вот идут мать с ребенком мимо скульптуры «Мерген». Сын говорит маме: смотри, статуя сейчас пойдёт, - а она не видит, думает о своем. Ассоциации детей не сравнить с восприятием родителей.

Как живописец, что вы предлагаете, работая в стиле поп-арт?

Меня часто спрашивают, зачем использую яркие, контрастные цвета? В наше время цвет в рекламе работает как средство гипноза. Хочу показать, что цвет в живописи, как и в рекламе, действуя на человека психологически, может «говорить». Предлагаю, чтобы цвет работал и заряжал человека энергией: посмотрел на картину, и тебе хорошо или плохо.

Проживая с десяток лет в Боровом, я любил изумрудный цвет, сейчас - красный и желтый. У каждого цвета своя энергия. Красный будто кричит: я красный! - возбуждает до дрожи. Реалисты такой красный не любят. Я не против реалистов, однако они копируют то, что создал Бог - «готовый» цвет кожи, глаз. А я мучаюсь, выбирая яркие, чистые цвета, каких нет в реальности. Если не удаётся, начинаю «уродовать», как Пикассо. В общем, придумал на свою голову (смеется).

Как начинался ваш путь?

Моя мать - народная мастерица: шила, ткала, вышивала. Меня же всегда тянуло к рисованию, красок не было, и я лепил из глины. Люди на моем жизненном пути словно подталкивали стать художником. В 1 классе на уроке труда учительница, увидев мои фигурки из пластилина, похвалила: тебе надо учиться на художника. Ее слова подействовали, и я увлекся. Окончившая цирковое училище, моя сестра Гульжахан Кожамкулова, первая акробатка-канатоходец Казахстана, работала в «Цирке на сцене» в Чимкентской филармонии. После 8 класса она устроила меня работником сцены, и я получал зарплату.

В штате цирка был фокусник Борис, московский гипнотизер, сосланный за практику гипноза в Чимкент. Увидев мои рисунки, он хотел рекомендовать меня своему другу, директору художественного училища в Москве, я отказался. Своим учителем считал Мухита Алимбаевича, преподавателя чимкентской художественной школы, хотя никогда в ней не учился. Беседы с ним направляли мои мысли в нужное русло. Он познакомил меня со своим учеником Бексеитом Тюлькиевым, с которым я поехал в Алма-Ату поступать в художественное училище им. Гоголя. За месяц подготовки до вступительного экзамена я впервые узнал от Бексеита, что такое рисунок, живопись; до него просто срисовывал. Моя первая живопись была пластилиновой: смешивал на картоне разноцветный пластилин, и эти работы тоже пригодились для поступления в училище в 1972 году. У нас преподавал Амандос Аканаев, я учился у Кенжебая Дюсенбаева. Так началась моя жизнь художника.

Как менялся ваш стиль со временем?

О, даже сейчас во мне происходят внутренние изменения. После художественного училища в 1978 году я вернулся к матери в Чимкент. Устроился в Художественный фонд оформителем широкого профиля, делал по заказу росписи, мозаики, чеканки, железную скульптуру, но хотелось рисовать. В те годы творческие работы ценились дорого. На молодёжной выставке в Алма-Ате мою первую творческую работу «Юность» купили за 700 рублей.

Когда из Алма-Аты в Чимкент пришел перевод, в семье был праздник - хорошие деньги! Мать, хоть и недовольная моим выбором профессии: «роешь колодец иголкой», - обрадовалась. И я понял: чем делать чеканки, надо заниматься творчеством. Много участвовал в выставках, через три года после училища стал членом Союза художников. Моя работа в стиле Айтбаева «Отец и сын» (сейчас в музее Кастеева) попала на зарубежную передвижную выставку «Живопись Казахстана», 1978.

Когда видишь продвижение своего творчества, назад пути нет, ты уже не можешь бросить, работаешь днем и ночью. В нашей небольшой квартире места не хватало: мать, брат, сестра, дети. Однажды, в период увлечения сюрреализмом, примостив над кроватью мольберт, пишу страшную картину про фашистский переворот в Чили. Просыпаюсь, и самому плохо от ужаса, а каково жене! (смеется) Через 8 лет сюрреализм мне надоел и, резко поменяв направление, я стал рисовал в стиле фовизма, кубизма.

После перестройки в обществе царила растерянность. Моё внутреннее состояние вновь меняется, и я плавно перехожу к «номадической» живописи. Как ни старались при советской власти уничтожить глубокую историю казахов, она прёт изнутри. Пытаясь передать мировоззрение кочевника, я продолжал в национальном стиле дело тех, кто создал Золотого человека.

В воздухе Чимкента 90-х годов под влиянием западного искусства витала идея разнообразия, возникло объединение художников «Красный трактор» Виталия Симакова. Не примыкая к ним, параллельно, я сделал двухчасовую бумажную выставку «говорящих» газет - инсталляций из папье-маше об аферах криминального бизнеса, закрытие детских садов и прочее.

Вас волнует место, которое вы занимаете в художественном мире Казахстана?

Конечно, волнует. Я обижен, стыдно: у Казахстана нет авторитета даже в Киргизии, Узбекистане. Из-за присваивающей экономики мы слывём страной аферистов высшей школы, общество охотников, отмывающих деньги. Казахи у нас искусство не любят и не стремятся, довольствуются достижениями народного прикладного искусства. Если не хватает глобального мышления, как искусству в стране развиваться? Кто придумал: «художник должен быть голодным»? Это устаревший миф. Испытывающему творческий голод художнику для создания гениальных вещей вовсе не нужно страдать от отсутствия пищи.

В Казахстане нужна культурная революция, необходимо пропагандировать искусство. Зачем искусствоведы на симпозиуме нам, художникам, лекции читают? Не нас надо учить, а бизнесменов, депутатов, акимов - им про картины рассказывать. Надо, чтобы искусство пришло в акиматы, пусть акимы экзамен по искусству сдают. Мы должны, как боксеры и футболисты, выезжать за границу для участия в мировых выставках, биеннале. Тогда на казахстанских художников обратят внимание.

Спасибо за интервью.

Дина Дуспулова, арт-эксперт