Оля Лукоевна: Мое призвание – чистое искусство

Необычные картины Оли Лукоевны хочется рассматривать долго. Кто она и откуда? Оказалось, релокант из России. Невероятно, совсем недавно туда в поисках лучшей жизни активно уезжали казахстанские художники. Теперь талантливая российская художница добровольно приехала в Алматы. Каково ей на новом месте?

Оля, однажды вы сказали: «Если искусство вас призвало, значит нужны именно вы со своими талантами и способностями». Как вы поняли, что искусство – ваше призвание?

Я профессиональный художник, моё призвание – чистое искусство. Не могу служить чему-то земному, утилитарному; в дизайне, например, я бесполезна. Эмблемой своего творчества считаю мухомор. Когда подписчики соцсети спрашивают: почему у вас на аватарке мухомор, вы что его едите? - мне смешно (смеется). Мухомор, на мой взгляд, олицетворяет искусство. С одной стороны, он несъедобен, бесполезен. С другой, в лесу он самый красивый - такой орнаментальный, нарядный. Его облик и галлюциногенные свойства символически подходят для эмблемы чистой красоты, ведь деятельность художника сама по себе является галлюциногенной (смеется). Мы создаем фантасмагории с целью проявить реальность в обостренной наглядности. И мухомор в окне картины через свою ирреальность представляет реальность со всей очевидностью. 

Когда в вас проснулась тяга к изобразительному искусству?

С 4 лет, как только смогла, я рисовала. Родилась в Новосибирском Академгородке, родители - ученые в первом поколении, приехали из деревень, мама историк, папа физик. В детстве я много болела, в одиночестве развлекалась рисованием и сочинением сказок. В детских книжках с картинками разницы между писателем и художником-иллюстратором не видела - думала, это одно лицо; когда вырасту, тоже буду такие книжки делать. Родители пугали: а кем работать будешь? Ответа, чем зарабатывать, если стану художником или писателем, не было. И куда идти непонятно, что-то прикладное было неинтересно. 

Долгое время я была наивным художником-самоучкой, рисовала в стол, для друзей. Притворялась, обманывала себя: старалась «поженить» свое естественное состояние - рисовать и сочинять сказки - с чем-то суетно-прагматичным. По образованию я историк, в 25 лет окончила университет, 1995-2000. Родились дети, занималась наукой, зарабатывала коммерцией в области маркетинга и рекламы. Проживать чужую жизнь было не по себе, не хватало знаний. Чувствовала себя глубоко несчастной, пережила несколько депрессий, пока не выбрала искусство. Мне стукнуло 33, когда осознала, что не буду счастлива, если не получу специальное образование. 

В 2009 году поступила на живопись в очень хорошее Новосибирское художественное училище, которое в десятке лучших учебных заведений занимает первые места на конкурсах. Сильная академическая база ориентирует выпускников на поступление в академию Репина. Несмотря на лишения (не зарабатывала, не ездила отдыхать, не уделяла должного внимания детям-школьникам), в 2015 году защитила диплом и нисколько не жалею. Каждый раз благодарю себя - учеба научила работать над картиной. 

Вы любите писать трогательные архаичные домики в наивном детском исполнении. Нужно ли художественное образование, чтобы так писать?

Уверена, что да. Подтверждением служит мой долгий, сложный путь в художественное образование (улыбается). Дважды, с мыслью покинуть училище насовсем, я брала академотпуск и каждый раз возвращалась. В свой второй академотпуск поехала учиться у мастеров в Палех, центр русского народного промысла. Побывав в музеях, влюбилась в ту живопись. Способ видеть сюжет изнутри - «нырять» через верхний слой картины на второй уровень - оттуда. Без академической базы я не смогла бы понять, как это работает. В музеях многие бегут, скользя взглядом по поверхности. У человека в быстром современном мире нет времени, чтобы проникнуть в палехскую композицию. А если склониться хотя бы над одной шкатулкой, попадаешь во внутренний слой и, считывая по жестам, позам, взглядам героев, получаешь потрясение от истории, которая там разворачивается. 

Были и собственные исследования в области композиции. Изучая предложенные в училище методы, я открыла принцип многослойного пятна. Сложился свой метод, как заинтересовать зрителя, чтобы он увидел, зашел в картину и начал там «кружить» - сначала общее, потом углубляешься во внутренний мир картины, где разворачивается действие. Многие говорят: смотришь твою работу - вроде картина, затем «проваливаешься» в детали и сюжет раскрывается по-новому. 

Сквозь примитивный стиль в ваших работах чувствуется академическая школа. Сплав наива с академизмом дает интересный эффект.

Из-за известности академическая школа кажется единственной. На самом деле, это одна из многих, полностью состоявшихся школ. Считаю, ею надо пользоваться, это очень удобный инструмент, который не стоит воспринимать рабски. Еще в училище преподаватели говорили: у тебя есть свой, не совсем академический стиль. Внутри него я ищу, мигрирую из стороны в сторону. Стиль у художника должен выплавиться под влиянием разных компонентов. 

Мне никогда не хотелось писать как академисты. И до, и после училища я тяготела к наивному языку. Академическая база – опыт, накопленный многими поколениями до нас. Была классическая школа, огромный пласт привнесли импрессионисты, авангард - вплоть до современного искусства. Когда в активе нет инструментов изобразительного искусства, которые дает академическая школа, у тебя множество вопросов и большое сопротивление: академизм – не-академизм, то ли принять, то ли отвергнуть? Пока не осознала, что каждый век вносил то, что сегодня можно осмыслить и применить в своем творчестве как хочешь, сомневалась: может, не надо учиться? 

Академическая школа строгая. В процессе учебы, когда я пускалась в эксперименты, шедшие вразрез с повесткой академизма, меня эпизодически то ругали за композицию, то хвалили за то, что есть свой стиль. Когда меня не понимали, я очень страдала. На дипломной работе решила: буду писать, как хочу. Каждые две недели дипломная комиссия ставила оценку по трёхбалльной системе: 0-1-2. Просмотр на первом этапе принёс мне ноль за работу, значит, ничего нет! Огорчившись, я сказала руководителю своей дипломной работы Надежде Бондаревой, что самой себе не прощу писать ради оценки конъюнктурную работу, и она меня поняла. На защите мне поставили пятерку. Думала: боже, получилось! Как меня метало все эти годы, наконец-то я их убедила! Выступая на защите, художники-профессора признавались: молодец, что не поддалась, отстояла свою позицию.

Вы художница-сказочница. Мастер фольклорной живописи Виктор Васнецов использовал народные сказки, вы придумываете сказки сами. Насколько ваше иносказание отражает окружающую реальность?

С кем бы меня не сравнивали, это автобиографические картины. Меня чаще сравнивают с гоголевской мифологией. Если иметь ввиду «Аленушку», «Трех богатырей» Васнецова, он говорит про русскую сказку. Я не занимаюсь иллюстрацией, все сюжеты – это то, что происходило со мной. Через мифологию, которую сама же и создаю, легче говорить о личных переживаниях разного масштаба: о детях, мужчинах, друзьях, социальных явлениях. Смотрю внутрь себя и черпаю образы, стараясь быть честной. Сказочный подход к жизни использую давно, в юности я терялась в больших учреждениях, сложно было ходить по инстанциям, даже в поликлинику за справкой. Придумала стратегию: открывая дверь в кабинет, представляла, что чиновник – сказочный персонаж. В сказках есть все, нужно лишь выбрать метафорическую тональность в разговоре. Такое восприятие помогало переживать даже трагичное в жизни. Эти сюжеты сами собой перекочевали в мою живопись. 

Хорошо, чёрт с горящими глазами радостно уводит «плохую» девочку в заросли. О чем эта сказка?

Фабула международная – про красавицу и чудовище. Бабай – мой персонаж во многих картинах и текстах. Мне очень важно метафорическое сходство сказочной и физической реальности. Пока девочка маленькая, родители пугают ее «страшным бабаем» под кроватью. Взрослея, девочка начинает интересоваться персонажем. Её мифический бабай – это мир мужчин, который пока закрыт. Для взрослой барышни бабай - желанный, интересный мужчина, сексуальный партнер. Девочка хочет, чтобы он её украл. 

В детстве меня разочаровывал конец сказки «Аленький цветочек». Я не понимала, зачем необычный, мохнатый друг, которого полюбила красавица, вдруг превратился в стереотипного красавца-принца? Это всё равно что утратить свою уникальность. Я решила вернуть персонажу его подлинную, внутреннюю красоту. Сила чудовища - в сочетании звериной уязвимости с человеческой добротой, преданностью. 

Ваши любимые художники?

Из живописцев своим волшебным, сказочным подходом вдохновляют советский иллюстратор Юрий Васнецов и Татьяна Маврина. Последняя своим «наивным» цветом смело передаёт реальное состояние природы, погоды. Из более давних, средневековой инфернальностью привлекали Брейгель, Босх. И, конечно, важнейшей явилась палехская школа живописи. Многие заблуждаются думая, что палех – это дешёвая лубочная роспись. Настоящий палех - в Русском музее, Всероссийском музее народного искусства в Москве. Этот пласт живописи происходит из средневековой миниатюрной иконописи, которую богатые купцы-старообрядцы заказывали палехским художникам. Это не просто декоративная работа, филигранным является особый композиционный строй образов.

У вас есть своя онлайн-арт-школа. Чему учите в первую очередь?

 У меня несколько онлайн-курсов. Преподаю с 2013 года, работаю только со взрослыми, чьё хобби - рисование. Помню, как сама скиталась по студиям, где предлагают срисовывать с фотографии, и ты понимаешь, что это ерунда. Базу академической грамоты излагаю в том виде, в котором с учетом занятости, взрослому легко, просто и удобно взять. Это не высоколобый академизм, а ёмкий концентрат первой ступени, которую дают в хорошей художественной школе.

С чем связан ваш переезд из Новосибирска в Алматы?

С невозможностью работать. Против тотальной свободы 90-х, когда художники показывали всё, что хотели, пространство вокруг постепенно сужалось. Мы и не заметили, как постепенно утекало ощущение живого состояния общества и культуры, которое было в конце нулевых до 2013. То, как в годы учебы я мечтала видеть свой творческий путь, всё совершенно другое. Разрешили гнобить художников и мне пришлось уйти с работы. Последние годы так закручивают гайки, что стало очень тесно от запретов. Каждый маленький человечек мог ткнуть пальцем, обвинить в порнографии, потому что в картине черти и голые женщины. 

В Алмате я как дома, чувствую культурную общность, очень объединяет язык, все прекрасно говорят по-русски (смеется). Алмата, как Санкт-Петербург в России, играет роль культурной столицы. Здесь вновь встретила своего зрителя, который воспринимает мое послание, юмор и ценности в искусстве. Я в добродушной, открытой к сотрудничеству, среде. Сейчас мне ближе взаимодействие культур. Когда смотришь на себя глазами другого, есть возможность диалога, это подстегивает. Недавно слегка переписала свою картину по мотивам воспоминаний детства в Кузбасе. Название картины менялось дважды: «На дальней станции сойду», «Кузбас». В работе есть знакомый с детских лет дух советской индустриальной романтики. В СНГ промышленный пейзаж повсюду одинаковый: полосатые трубы с дымком, поезд, несущийся сквозь поля и сопки. В Казахстане за год я увидела столько знакомого, что чувствую себя на родине. Об этом хотелось сказать новым символичным названием «Родина». Несмотря на государственные границы, все мы - жители одной планеты, и весь земной шар – это родина человечества, которую надо беречь. 

Спасибо за интервью.

Дина Дуспулова, арт-эксперт